Дал старик сыну два медных теньга. — Ай,— обрадовался малыш,— сколько халвы, сколько пряников на меду куплю я себе на эти две медных денежки! — И побежал за отцом вприпрыжку, как за козой молодой козленок. Ой, сколько народу собралось на базаре! Ой, сколько было товаров! Пришел Ярты в шелковый ряд — торгуют купцы шелками, цветистыми, словно радуга. Пришел в ковровый — лежат ковры, яркие, словно луг, покрытый цветами. Пришел в медный — увидел блюда, сверкающие как солнце, кувшины, блестящие, словно золото. Стоят перед лавкой женщины, смотрят на медные казаны, тарелки да чаши — не могут налюбоваться. А ребята, глотая слюнки, столпились и смотрят во все глаза на груды фруктов, сваренных на меду, на корзины сдобных лепешек, на блюда со сладкой тягучей нугой. А сколько здесь было дынь, арбузов, яблок и винограда! Целый день смотри,— всего не увидишь! Все деньги отдай, всего не купишь. А много ли можно купить на два медных гроша? Шмыгал, шмыгал Ярты по рядам, приценивался, торговался — ничего не купил, а отца потерял в толпе. — Ай, ата-джан, дорогой отец! Где ты? — начал кричать малыш, взобравшись на гору яблок.— Я здесь — твой сыночек Ярты-гулок! А базар шумит, базар кричит: иголку легче найти в пустыне, чем найти в толпе человека. Не услышал его отец. Чуть не заплакал Ярты с досады, да вовремя спохватился: «Плакать молодцу не к лицу! Найду и один домой дорогу». Так подумал Ярты и сразу повеселел, поправил на голове тюбетейку и стал осматриваться, куда бы направить путь. И вдруг, высоко над толпой, совсем недалеко, он увидал настоящее чудо. На длинном шесте из слоновой кости сидела прекрасная голубая птица. Клюв у птицы был золотой. Голубые как небо крылья, словно звездами, были усыпаны алмазными искрами. Изогнутая дугою шейка переливалась розовым и зеленым, а на маленькой круглой головке развевался пышный султан, сверкавший ярче, чем драгоценный камень рубин. Птица покачивалась на своем высоком насесте и то складывала, то расправляла свои лазурные крылья. — Ай! — воскликнул малыш.— Посмотрю-ка я на птичку поближе. За такое чудо я готов отдать все мои деньги да еще и тюбетейку в придачу. Кубарем скатился он с груды яблок и стал пробираться к чудесной птице. Но это было не так-то просто. Ишаки, пешеходы, нагруженные тюками верблюды то и дело преграждали ему дорогу. Чуть не попал малыш под копыта коня, которого два джигита вели на продажу. Но и самой длинной дороге приходит конец. Так говорят люди, так и было. Добрался в конце концов и Ярты до чудесной птицы. Но мальчик думал, что увидит здесь радость и ликование, а увидел совсем другое. Возле шеста, на котором красовалась диковинная птица, сидели три человека. У одного весь халат был измазан красками, у другого вся борода покрыта древесной пылью, а третий, в переднике из воловьей кожи, был черен как сажа. И красильщик, и резчик, и кузнец — все трое были печальны. Опустив головы, сидели они на земле, а вокруг них толпились женщины, старики и дети и плакали горькими слезами. — Что тут случилось? Отчего эти люди плачут? — как комар, запищал Ярты, вскарабкавшись на плечо водоноса, торговавшего сладкой водой. Водонос ответил: — Эй, маленький человек, я вижу — ты пришел издалека и не знаешь, какое горе постигло этих людей. — Конечно, я ничего не знаю,— шепотом ответил Ярты. И водонос начал свой печальный рассказ. — Наш хан — человек гордый, жестокий и несправедливый. Призвал он к себе резчика, лучшего в нашем городе, и приказал ему вырезать из дерева волшебную птицу Биль-Биль-Гое. Много сказок сложил народ об этой чудесной птице. Прекрасная, словно солнце, раз в году слетает она на землю. Она поет свои чудесные песни и приносит людям счастье! Но разве может человек своими грубыми руками создать волшебную птицу? Задумался резчик. Но он был искусный мастер и выполнил приказ хана. Ровно в срок он принес во дворец свою птицу, и все, кто видел ее, замерли от восторга,— никогда еще не видали они такой тонкой, такой прекрасной работы. Но хан нахмурился и сказал: «Недурна птица, но разве не видишь, глупый мастер, что она бесцветна. Если к утру эта птица не заблестит и не засверкает, как солнце, я прикажу отрубить тебе голову». Опечалился мастер. Не говоря ни слова, он взял птицу и отнес ее к своему другу, знаменитому рисовальщику. Этим мастером уже много лет гордимся мы все, гордится наш славный город. И вот за одну только ночь рисовальщик заставил птицу сверкать, как солнце. Он покрыл ее золотом и лазурью, а крылья чудесной птицы осыпал алмазной пылью. Рано утром два мастера понесли во дворец чудесную птицу. Они несли ее по улицам города, и люди, видя ее, смеялись от радости, били в ладоши, плясали и пели от счастья и от восторга! Но грозный хан закричал: «Чему радуетесь, глупцы! Это не птица Биль-Биль-Гое, а кусок дерева, испачканный красками! Эй, мастера, если к утру ваша глупая птица не научится вертеть головой и размахивать крыльями, я прикажу казнить всех резчиков и всех рисовальщиков!» Еще больше опечалились мастера. Не сказав ни слова, они взяли птицу и отнесли к искусному кузнецу. Всю ночь трудился искусный кузнец, и, когда утром друзья возвратились к нему, чудесная птица взмахнула крыльями, кивнула точеной головкой и защёлкала золоченым клювом. Вне себя от радости все трое — резчик, рисовальщик и кузнец — побежали в ханский дворец. Онипринесли с собой голубую птицу, и птица эта сверкала, как солнце, махала крыльями и вертела голо вой, совсем как живая. Они ждали щедрой награды, но, увидев птицу, жестокий хан закричал и затопал ногами; он так разгневался, что пламя вылетело у него из ноздрей. «Бездельники! — кричал хан.— Ваш товар никуда не годен! Разве это волшебная птица? Она молчит, она не умеет петь. Это не Биль-Биль-Гое, приносящая людям счастье!» Ах, сколько дней ни старались искусные мастера, голубая птица так петь и не научилась. И вот сейчас придут ханские стражники, они схватят несчастных людей и бросят в тюрьму-зиндан. А из ханской тюрьмы — все знают — никто еще не возвращался живым. Вот почему горько плачут их несчастные жены и дети. Так сказал водонос и тоже заплакал, а вслед за ним тоненьким голоском зарыдал и Ярты-гулок. Долго ли плакал Ярты, никто не знает, но вот толпа зашумела, заволновалась. — Расступись! Разойдись! — раздались громкие голоса. Ярты оглянулся и увидел, что прямо к мастерам через площадь идут ханские стражники с обнаженными мечами и вместе с ними начальник стражи — толстый и разъяренный, как дикий кабан. — Ничтожные! — захрипел он, подойдя к мастерам.— Вы нарушили приказ хана: ваша птица молчит! За эту дерзость вас ждет жестокое наказание! Мастера промолчали, а женщины, старики и дети, услышав такие слова, заплакали еще громче. «Эй, плачем тут не поможешь! — сказал сам себе Ярты-гулок.— Чем плакать, не лучше ли проучить гордеца хана! Что-что, а уж это-то я сумею!» Он утер кулачком слезы и стал быстро карабкаться на шест. Минута — и малыш сидел под крылом чудесной птицы. Конечно, этого никто не заметил. — Схватить злодеев! — перекрикивая плачущую толпу, заревел толстый начальник, и стражники, взмахнув кривыми мечами, уже шагнули вперед, но в это время волшебная птица раскрыла свой золоченый клюв и громко сказала: — Ты сам злодей! Сам злодей! Эти люди достойны награды! Они искусней всех мастеров на свете! Толпа ахнула. Стражники в испуге попятились, уже не смея приблизиться к мастерам, а начальник стражи так и замер с открытым ртом. Птица же, взмахнув крыльями, повернула к мастерам свою точеную головку и звонко пропела:
Не грустите, мастера. Во дворец-идти пора. Там для хана я спою Песню звонкую свою!
Крики радости раздались в толпе: — О прекрасная птица Биль-Биль-Гое! Ты сжалилась над нами, ты поняла наше горе и запела! Несите же ее скорей во дворец, пусть споет она хану свою волшебную песню и избавит невинных людей от смерти! И вот мастера, не веря еще своему счастью, подхватили птицу и понесли во дворец. А вслед за ними лавиной хлынул народ. Злой, как голодный тигр, великий хан сидел на своем золоченом троне и кусал свою черную бороду, а визири, стражники, мухобои и палачи стояли перед ним на коленях, не смея дышать от страха. Они с нетерпением ждали, когда примчится гонец и доложит хану, что всем трем мастерам отрубили головы. Но гонец не появлялся. И вдруг словно море зашумело за стенами дворца. Двери распахнулись и, окруженные стражей, во дворец вступили резчик, рисовальщик и кузнец. Спокойно, как победители, они несли на высоком шесте резную птицу. «Прочь!»— хотел крикнуть взбешенный хан, но птица расправила крылья, тряхнула головкой и запела:
Всех мудрее наш хан! Всех добрее наш хан!
Морщины на лице хана стали разглаживаться. А птица продолжала:
Он мудрее мудрецов, Он храбрее храбрецов,— Наш хан — все наш хан!
Хан уже улыбался. Он поглаживал свою смоляную бороду и покачивал головой, внимая песне:
С кем сравню тебя, о хан? Сын орла и розы — хан! Солнца брат, отец луны — Благодетель всей страны! Хан, ты наш хан!
Так пропела птица, и хан весело рассмеялся. — Эй, визири! — приказал он царедворцам: — Дать мастерам в награду мешок яичной скорлупы и бесхвостого ишака в придачу. Они неплохо сделали свое дело! Он был очень доволен своей шуткой. А потом прибавил: — Сейчас же вынести эту прекрасную птицу на площадь! Пусть весь мой народ услышит, как славит хана волшебница Биль-Биль-Гое! И вот из дворцовых ворот двинулось шествие. Впереди шел хан в огромной парчовой чалме, а за ним шагали визири в золотых халатах. Они несли на высоком шесте говорящую птицу. Хан поднялся на устланный коврами помост, взмахнул рукой, и глашатаи-великаны затрубили в длинные медные трубы, призывая народ к тишине и порядку. На площади стало так тихо, что было слышно, как плещется вода в водоемах. И в этой тишине раздался голос хана: — О волшебная птица Биль-Биль-Гое! Порадуй нас всех своей звонкой песней, прекрасней которой мы еще никогда не слыхали. Пой смело, пой только правду и ничего не бойся! Птица подпрыгнула на шесте, пощёлкала клювом, повертела головкой, откашлялась и засвистела на всю площадь:
Всех грознее наш хан! Всех хитрее наш хан!..
Хан побледнел, но разве мог он при всем народе приказать замолчать волшебной птице, которую только что просил говорить чистую правду и ничего не бояться? А птица продолжала еще громче:
Он мучитель, он губитель, Он народа разоритель,— Наш хан — все наш хан! Разоритель и злодей, Ненавистный для людей! Наш хан, грозный хан!
Услышав такую песню, царедворцы заткнули уши, телохранители выхватили мечи, а хан, вытаращив глаза, завизжал на всю площадь: — Замолчи! Настала мертвая тишина, и вдруг, в задних рядах, раздался смех. — Кто смеется? — захлебываясь от гнева, взревел хан.— Всех казню, перевешаю, обезглавлю! — Эй, мой хан, не лопни от злости! — весело прокричала птица, народ откликнулся на ее слова таким громким смехом, что стаи голубей слетели с крыши дворца и заметались над площадью. Разъяренный хан подбежал к птице, ухватился за шест и с размаху ударил ее о помост. Раздался треск, и прекрасная птица разлетелась на тысячу частей. Никто даже не заметил, как из обломков выскочил маленький человечек. Проворным мышонком он юркнул в щель помоста и исчез. Грозные телохранители еще разгоняли палками народ, знатные визири, подхватив хана под руки, еще не успели увести его во дворец, а Ярты-гулок был уже далеко. Вприпрыжку бежал он по улицам города и весело напевал дерзкую песенку волшебной птицы Биль-Биль-Гое:
Он мучитель, он губитель, Он народа разоритель,— Наш хан, все наш хан!
И в садах за дувалами, в переполненных народом чайханах, в караван-сараях и на базарах — всюду люди подпевали ему:
Разоритель и злодей, Ненавистный для людей! Наш хан, грозный хан!
Размахивая мечами, ханские стражники метались по городу, приказывая людям молчать. Они спешили в один конец, но песня звучала уже на другом краю города. Они мчались обратно, а песня, неслась за ними следом. Можно убить птицу, но разве поймаешь песню, когда поет ее весь народ? Из города в город, из аула в аул летит народная песня, и не догнать ее ни быстрому ветру, ни грозному хану.
У Саши и Вали - гости. И придумали Саша с сестрою: "Давайте устроим Оркестр". И устроили: Валя - на рояли, Юля - на кастрюле, Лешка - на ложках, Саша - на трубе, - Представляете себе?
Кошка - в окошко, Кот - под комод, Дог - со всех ног Hа порог И на улицу. И по всем по этажам - Страшный шум, страшный гам; Кричат во втором: "Рушится дом! Провалился этаж!" Схватили саквояж Лампу, сервиз И - вниз. А в первом говорят: "Без сомнения - Hаводнение". Захватили сундуки И - на чердаки.
А на улице, где дом, Разгром: Очень страшно, очень жутко, Своротила лошадь будку. Страшный шум, страшный крик, - В лавку въехал грузовик...
Прибегает управдом: "Почему такой содом? Где пожар, где обвал?!" - И оркестр увидал: Валя - на рояли, Юля - на кастрюле, Лешка - на ложках, Саша - на трубе, - Представляете себе?
А дворник дал Пожарный сигнал, И по этому сигналу Часть тотчас же прискакала: "Где горит? где горит?" - Управдом говорит: "Hет пожара здесь, - поверьте, Все несчастье тут - в концерте".
Папа и мама на улице Лассаля и то - услыхали, Что за шум, что за гром. Ах, несчастие дома. Побежали так, что папа Потерял платок и шляпу. Папа с мамой прибегают, Папе дети говорят: "Тише, - здесь оркестр играет!" Hу-ка, вместе, дружно в лад: Валя - на рояли, Юля - на кастрюле, Лешка - на ложках, Саша - на трубе, - Представляете себе?
Месяц с Солнцем стал считаться, Кому раньше подыматься, Раз-два-три-четыре-пять, Вышёл ветер полетать, Напустил он птиц крылатых, Облак серых и лохматых. Запушило небосвод, Днём и ночью снег идёт, А меж облак, под оконцем, Плачут горько Месяц с Солнцем: Раз-два-три-четыре-пять.